Под глазами Жозефины пролегла такая тень, что поверить в ее красоту, право, непросто. Колтун из спутанных волос она то и дело теребит, словно желая расчесать и уложить пятерней непослушную гриву - безуспешно, естественно. Даже одежда, пропахшая пылью дорог и не стиранная с последнего путешествия, буквально вопит о пренебрежении своей хозяйки ко всему, что обычно важно девушкам ее возраста - к самой себе, к комфорту окружающих, к вниманию мужчин.

Жозефине целых девятнадцать лет, и она хорошо знает, чего хочет от жизни. Сидеть на скучных лекциях - не хочет точно, равно как и посещать не менее тоскливые практикумы, где все, что только может показаться ей увлекательным, дается играючи и немедленно, а все прочее - не получается вовсе. Она хочет вернуться в последний мир - так похожий на ее родной, мрачный, погруженный в бесконечность распрей и войн, в которых одни люди убивали других во имя каких-то высоких идеалов. Идеалов и слов о Боге Кармен не понимала, но костры горели ярко, а кровь не окропляла землю - заливала рекой.

Если бы не соседка по комнате, устроившая с утра настоящий скандал по вопросу целесообразности хранения гниющих людских конечностей на территории общежития, Кармен предпочла бы сладкий сон. Увы, не сложилось. Немного досадно, что фурия эта наверняка уже выбросила все, что ей не по нраву, она так делала всегда. Немного, не более. Возможность не слышать визг Жозефина ценила больше своих трофеев, а компания Профессора была откровенно предпочтительнее общества драгоценной соседки.

- Сарагоса, Куроганэ, в пару, - прерывает мужчина девичьи размышления. Жозефина остро реагирует на свою фамилию, но в упор не слышит чужую, не запоминает, не пытается даже взглядом найти партнера. Стоит истуканом у стенки, не шевелится, не торопится, вынуждая напарника, навязанного преподавателем, подходить самому.

Он высокий и статный, - признает она, рассматривая подошедшего. Он старше и сильнее, должно быть, но всего лишь человек, и первым чувством к нему становится пренебрежение. Кармен смотрит снизу вверх: глаза в глаза, золото к золоту, один упрямый взгляд с другим – и разве что искры не высекаются от этого столкновения.

Жозефине всего девятнадцать, она совсем не знает людей и еще не понимает, с кем, с какой волей столкнулась, но самоуверенности ей не занимать. Ей совсем не страшно и даже ни капельки не интересно – юная мисс Сарагоса не робеет перед студентами старших курсов. Чего уж там – она не боится ни преподавателей, ни даже тех опаснейших тварей, которых порой встречает в новых для нее мирах.

А еще Жозефина твердо знает, что нападение – лучшая защита, и уже сейчас мысленно опутывает незримой паутиной безымянного старшекурсника, лишая его магических сил. Зрительный образ – для лучшего осязания, для прочности связей, для несокрушимости поставленного блока.

Поза ее меняется: горделиво расправляет она обманчиво худые плечи, задирает нос, разве что не улыбается победно - едва-едва трогает скупое на мимику лицо тень неосторожной улыбки. Теперь-то все будут знать, что не нужны Кармен Сарагосе никакие бессмысленные занятия – она сама все умеет, сама все знает, а уж всяких человеческих мальчишек она и вовсе заблокировать может, не шевельнув и пальцем.

Жозефина моргает коротко, выдавая недоуменную растерянность. И пока горе-напарник рассматривает ее так пристально, словно пытается унизить одним лишь взглядом, Кармен неохотно уходит в себя. Там, где должно быть привычной, верной паутине – звенящая пустота, о которую проще убиться, чем достучаться до своих способностей. Жозефина моргает еще раз.

Как такое возможно? Поэтому именно этот мальчишка? Лицо не дрогнуло, но в животе сплелся болезненный узел из волнения, интереса и, пожалуй, страха. Жозефина не теряет надежды, и раз за разом пытается разбить наложенное им заклинание. Сдаваться – совсем не в ее стиле.

Он бесит ее. Совершенно определенно, при своем обычном и здоровом безразличии ко всем окружающим людям и нелюдям, Жозефина может сказать со всей уверенностью: этот павлин ее бесит. Взглядом, тоном, высокомерием и пренебрежением, показным безразличием – да каждым своим жестом! Кармен не понимает, что в самом деле смотрится в зеркало, на искаженную, вымахавшую в росте и ширине, но все-таки копию самой себя. А если бы и понимала – это взбесило бы ее еще больше.

Молчит, неумолимо закипая, проникаясь всепоглощающей ненавистью к этому человеку, которого даже по имени не запомнила. Никаких ответов на его вопросы, никаких реакций – даже в лице не изменилась, но накалившаяся атмосфера явно выдает их обоих с головой. Студенты, бывшие достаточно близко, оборачиваются – и спешат убраться подальше. Будь у Жозефины иной род сил – это было бы правильным решением, но на самом деле их борьба – в их разумах.

..и черта с два ее разум уступит человеческому.

Побег даже не рассматривался, но чтобы попробовать вновь – нужно снять эти путы с себя. Сейчас ей это не под силу? Научится завтра. Было ли это случайным совпадением или преподавательским гением – Кармен не знает. Ей плевать, если по правде, – но уделать эту зарвавшуюся птичку хочется до невыносимого сильно.

– Много болтаешь, кролик, – обычно безразличный голос звучит почти раздраженно и определенно презрительно. Оттолкнувшись от стены, Жозефина шагает ближе к своему напарнику. Ноги на ширине плеч, руки перед собой под грудью, зрачки – тонкие щелочки на золоте радужки. Уже не скрывает агрессии.

– Повторим, – говорит она тихо, но требовательно. В этот раз она не уступит.

Плетение выходит крепким, плотным. Кармен испытывает глубочайшее удовлетворение, осознавая столь совершенными сотворенные чары, что сейчас удерживают силы дерзкого и наглого павлина, решившего, что сейчас у него есть время на препирательства с профессором. В самом деле времени этого у него не было, и человеческий разум сыграл с мальчишкой дурную шутку – в отличие от него Жозефина была способна сконцентрироваться, наплевав на наставительный речитатив.

Она смотрит победно, и даже в сгорбленных щуплых плечах угадывается это безмолвное торжество, которое, верно, должно взбесить оппонента пуще прежнего. Удивление в его глазах – сладкая награда, и Жози удовлетворена так, как редко бывала в стенах Хельхейма. Ей настолько приятна эта игра, что она соглашается с продолжением, склоняя голову набок и коротко моргая – в ее понимании это достаточное указание на то, что заклятие было снято.

Больше в их потрясающую баталию никто не вмешивался. Первыми, потеряв интерес к сцепившейся парочке, разошлись студенты: как ни крути, а битва разумов столь скучна для стороннего наблюдателя, что для пущего веселья не хватало лишь одеял и мягких перин. Профессор задержался дольше – но и он смирился с тем, что два упрямца и сами неплохо справляются друг с другом, напрочь игнорируя все замечания извне.

Но то, что происходило между ними – было чем-то большим. Не просто знакомство, не сумасбродство воспетой в балладах любви, но самое настоящее чувство – то самое, которое было не стыдно испытать даже скупой до эмоций Жозефине. Это чувство на первых порах она назвала раздражением, которое в скором будущем эволюционирует в настоящую ненависть. Напускное презрение, которым она неизменно одаривала всякого сокурсника, здесь настолько близко сплелось с неподдельным восхищением, что Кармен и сама не была уверена, чем так сильно зацепил ее этот мальчишка. Правда, обо всем этом она успеет подумать много позже – ночью после этой первой встречи, когда с мучительно трещащей головой будет укладываться спать, и годы после.

А сейчас Жозефина поглощена повторяющимся упражнением. Она пыталась отыскать лазейки в его чарах и стремилась избавиться от оных в своем заклинании. С упоением наперегонки накладывались чары – и снимались так же спокойно, без лишних промедлений, по первой же просьбе. Кармен сама не сообразила, когда язвительные подколки старшекурсника превратились для нее в команды – которые она с несвойственной для себя покладистостью исполняла.

Сдалась она все же первой. Осев на студенческой скамье, она уткнулась лбом в косую парту и тяжко выдохнула, будучи не в силах больше скрывать раздирающую головную боль. У нее так и не получилось защититься – и даже мысль о том, что мальчишке это тоже не удалось, не грела. Кармен Жозефина Сарагоса способна на большее, чем какой-то человек – и черта с два она уступит! Пустая бравада, впрочем, осталась в сознании – и, конечно же, в по-прежнему упрямом взгляде.

– Хватит, – тихо шепчет она, и собственный голос отзывается раскатами грома в голове. Напротив – такой же изможденный взгляд, и оба понимают, что остановиться сейчас не значит проиграть. Просто падать в обморок из-за учебного практикума – глупо даже для человека, что уж говорить о более высокоорганизованных существах.

О завтрашнем дне Жозефина не думает. Она не загадывает грядущую встречу, не спрашивает его имени, о котором успела напрочь забыть за те часы, что провела в обществе мальчишки-павлина. Она забывает назвать свое – и саму себя не осознает, уходя из аудитории. Если он у нее что-то и спросил – ответа павлин не дождался.