Каменное спокойствие дало трещину.

Сказать честно, она давно ждала – и подсознательно боялась, не желала знать, что произошло в прошлом. Здесь, в Хельхейме, не было принято говорить о загробной жизни и прошлых достижениях, но понимание вплеталось в канву сознания, едва различимой нитью сплетая воедино все: и день текущий, и то, что было до.

Не хотела – и долгие годы ускользала от этого знания, избегая болезненной правды о самой себе. Жозефина готова была проклясть несносного Курогане, чьи ребяческие игры завели ее за ту черту, пересекать которую было не нужно, – но, увы, сама же не верила в силу собственных проклятий. Человеческое отродье знало, точно знало, куда ведет ее и к чему это может привести – и ничто его не оправдывало.

Хрупкий деревянный шарик лопается в пальцах – одной мысли о крылатом ублюдке хватало, чтобы разрастались трещины по неумолимо разваливающейся, незыблемой прежде глыбе самоконтроля. Она, Жозефина, сохраняла стоическую выдержку все время, что потребовалось на дорогу обратно. Ни жестом, ни словом не выказала она клокочущей в груди ненависти, но стоило ей ступить на земли Академии, как их пути с Сайто немедленно разошлись. Ей было наплевать уже на все: на то лишнее, что увидел в ее снах Куро, на состояние немого мальчишки, на собственные обязанности в отношении студентов и пропущенные лекции.

Не безразличны ей были лишь собственные мысли, мечущиеся отчаянно в черепной коробке, требующие выхода – хоть крика, хоть слезы, но непривычное к эмоциям лицо пристало к коже несокрушимой маской, а сжатые в ладонях четки натужно скрипят. Хочется рычать от злости, крушить все кругом, но вместо этого Жозефина сидит неподвижным изваянием в углу одной из захламленных комнат и не мигая смотрит на трофей, принесенный ею из песчаного мира. Взгляд ее прикован к испещренному мелкими трещинками черному боку чудом пережившей тысячи катаклизмов статуэтки, что напоминала ей саму себя: сильную, не тронутую временем, но разбитую человеческим любопытством.

Она не хочет быть разбитой статуэткой. Ей чудится, будто по лицу ее бежит вереница крошечных трещин, пробивающихся из самого нутра и настолько изъевших тело мельчайшими червоточинами, что коснись ее сейчас рукой – рассыплется в прах, исчезнет мимолетным видением. Жозефина не хочет стать видением, не хочет исчезать и обращаться в пыль, не хочет найти вдруг покой вечного сна. Она так сильно хочет жить, что сжимается в своем углу и жадно, пылко упивается нахлынувшей болью пришедших воспоминаний.

Живая?

Четки летят на пол, рвется соединявшая их нить, с тихой дробью разлетаются бусины. А следом в другой угол – половинка каменной статуэтки, уже с грохотом, с треском и звоном бьющихся хрупких вещей, наваленных грудой. Жозефина тянет себя за волосы, закидывает голову назад, легко ударяясь затылком о стену. Ей не нужно смотреть, чтобы знать, что выточенная из адаманта фигурка уцелела – как уцелеет и сама Жози.

Черт побери, она живая, все еще – и один раз уже забыла эту канитель любви и ненависти, боли и отчаяния. Забудет и второй, чтобы защитить саму себя, чтобы не сидеть больше в смятении в углу комнаты и не кричать беззвучно в глубине очерствевшей души. Уверенность крепнет с каждым шагом до дома Курогане – и когда костяшки звонко отстукивают ритм о дверной косяк, Жозефина даже почти решила не убивать сразу на пороге окрылевшего вконец "кролика".

Наверное, она видит его впервые. Впервые здесь, в мирном замершем спокойствии Хельхейма. Как и он её, но выражения их глаз уж слишком различны. Он смотрит на неё ожидающе, желающий ответа на свой вопрос, а она молчит, словно выточенная из камня статуя. Долго, замерев в оцепенении, так что А-Това успевает услышать, как потяжелели в тишине дождевые капли, понять, что что-то не так, и увериться в этом прежде, чем её зрачки сужаются, выдавая... ярость? Ненависть?
Её выдают не только глаза. Лицо, которое кажется в начале невыразительным, дрогнуло. Если бы знал её, А смог бы что-то понять, прочитать в её неожиданно выразительно лице. Может, её чувства, а может, близкую опасность для самого себя, но он не помнил её лица и мог ощутить только то, что что-то изменилось. Увы, это ничем не могло ему помочь и никакого ответа на его вопросы не давало.
Но для неё, похоже, всё было иначе - судя по тому, как она вскинулась, как развернулись у неё за спиной тяжёлые крылья. Выходило так, что она узнала его, верно? Отчего иначе такая ярость могла вспыхнуть в её глазах? Канн вздрогнул - за секунду до того, как женщина порывисто шагнула на него и впечатала своим весом в стену.
Её сила была на удивление велика, словно не женщина, а каменное изваяние придавило Това к стене. Искренность, сила, ярость её стремительного броска способны были выбить дыхание, если бы не его понимание, что что-то здесь не так, пришедшее к нему за секунду до того.
"Что происходит?" - А-Това инстинктивно схватился за руку, держащую его воротник. Она не пыталась его задушить, и это было хорошо. У него, по крайней мере, было время подумать. О том, что с ней было не так, отчего она бросилась на него и почему с ней нет Куро. И о том, что, возможно, всё "так", - "Что, если это не ошибка?"
Эта мысль была неожиданной, секунду назад Канн был совершенно уверен, что он тут на самом деле ни при чём, потому что ситуация так складывалась, что уж скорее у неё крыша поехала, чем он действительно что-то ей сделал, тем более, что он её видел-то вблизи впервые в жизни. Но зародившееся сомнение заставило его напряжённо замереть, завороженно глядя в её яростные глаза.
Мог ли он встречать её и не помнить? Когда-то, много лет назад, в другом мире... Любом, где горгульи не были уродливыми резными изваяниями, а вполне могли жить и давать потомство. Много он встречал таких? Сложно сказать, но он и не был уверен, что природа её каменных крыльев именно такая. Кто знает, что за кровь в ней течёт. И... кто знает, не встречал ли он её. А-Това не помнил, но за его спиной были десятки и сотни людей, нелюдей, чужих жизней и чужих домов. Ему много лет не было дела, и ещё столько же дела было слишком мало, чтобы он запоминал. Какие-то лица всплывали в его воспоминаниях, но почти никогда он не помнил имён.
Что, если их пути когда-то пересеклись?..
"И она помнит меня?" - кажется, эта мысль оборвала линию эмоционального восприятия. А-Това Канн искренне полагал, что нечего тут помнить. Он просто приходил в случайный мир, проводил там какое-то время как мог и уходил. То, как вела себя женщина, должно было значить, что перед ней тот, кто занимал в её жизни немалое место.
"О нет, здесь что-то другое", - она отпустила его в ту же секунду, как он ровным тоном сказал это про себя. Маг всё также смотрел ей в глаза, идя на контакт, который она не разрывала, но его взгляд - встревоженный и удивлённый, ошарашенный внезапным нападением, -изменился. Он смотрел теперь почти так, как всегда - спокойно и твёрдо, прохладно, но внимательно. Нужно было успокоить её и выяснить, где Куро, - вот, каков был верный план. Отвечать на атаку атакой в него не входило - Канн не был уверен, что это было бы зря, но агрессия не была в его природе. И потому он просто опустил руки, когда она отошла на шаг, продолжая смотреть ей в глаза.
"Я мог бы прочитать её мысли",  - новоприобретённая способность к телепатии ещё долго не станет для него привычной. Он вспомнил об этой возможности только теперь, молча решая, как себя повести, - и только теперь ощутил, что сила женщины подавила её.
- Мы... - он помедлил несколько мгновений, выбирая слова для ответа на её фразу, но успел только начать. Она... убегает? После того, как напала на него сама? "Да что с этой женщиной!" - он шагнул вперёд и схватил её за руку в то же мгновение, перестав наконец "думать". У него это вообще не всегда хорошо получалось. - ... могли бы поговорить, - закончил он практически тем же тоном. - Ты вернулась без Куро?
Может, она и не пыталась сбежать, но теперь уже поздно было - он крепко держал её за предплечье, снова оказываясь слишком близко. На этот раз, жизненный опыт сделал его готовым к ответной атаке. Отсутствие в руках привычного магского инструмента только делало всё проще - заклинание, которое он начал проговаривать про себя, было готово к завершению, но нити синего тумана, уже проявившиеся, оплели только пальцы его свободной руки и были едва ли заметны. Будь у него в руках посох, скрыть колдовство бы не вышло.
Если на его месте она видит кого-то другого, на это может быть сотня причин, но большая часть из них сведётся к одному: в их затянувшемся путешествии что-то случилось, что исказило её восприятие реальности. И вот она приходит в дом Сайто без него и, видя там его гостя, бросается в ярости.

Быть магом с пелёнок, родиться с этим таким же естественным навыком, как ходить и говорить, узнать за свою жизнь сотни разных заклинаний и без проблем быть способным использовать любое, если только его помнить, использовать магию буквально для всего - и при этом иметь способности, которые толком не контролировать. О, это было более, чем в духе А. Может, в этом даже была своя логика, ведь такими способностями были полученные им после перерождения, и всё же. Читать мысли и читать воспоминания - более чем в половине случаев он делал это совершенно случайно.
Как сейчас. Образы, не только визуальные, но и осязательные, обрушились на его сознание неожиданно, на несколько секунд стирая его восприятие реальности, полностью замещая его чужими... воспоминаниями. Он дёрнулся, пойманный врасплох, сплетённое в пальцах заклинание рассыпалось, уколов холодом, но Това этого даже не заметил. Люди - не предметы, читать их воспоминания ему недоступно, не должно быть доступно, только с помощью заклинаний, ни одно из которых не было простым. И всё же то, что он увидел в это мгновение, не было воспоминаниями предмета. И отличить оказалось проще, чем думалось.
Потому что в них была боль. А никогда не думал о том, какие однобокие воспоминания предмета. Ведь ни запаха, ни звука, ни ощущений у предметов не было. Только картинки, зрительные образы, которые маг всегда воспринимал просто как информацию. Чувствовать чужую боль, видеть огонь и нюхать гарь собственной горящей плоти было... было... шокирующе.
"Костёр для ведьмы и молодой человек со светлыми волосами и голубыми глазами..." - образы оборвались почти мгновенно, возвращая в действительность. Ему показалось, словно он открыл глаза, но на самом деле просто увидел снова дом Куро вместо прошлой жизни стоящей перед ним женщины. - "Рука каменная?" - он наткнулся взглядом на посеревшую руку, которую она прижимала к себе, и сразу же понял, что случилось. Наверное, было хорошо, что она вырвалась из его рук, хоть и вряд ли сама поняла, что он увидел то, чем вряд ли хотела бы делиться.
- Прости, - он сказал это не думая, словно в ответ на её короткие слова, всё ещё думая об ощущениях, которых совсем не ожидал. Провёл рукой по собственным упавшим через плечо волосам, растерянно задумавшись. Он ничего был ей не должен, только она должна была ему ответ, но ощущение было таким, что поздно говорить "я тут ни при чём". Тем более... с ним ли она его спутала? Наверняка. Как Това и думал несколько минут назад, это была ошибка. Это были не его глаза, и мир, в котором она родилась и погибла, не был ему знаком. Не был, но... сквозь огонь на стене здания он видел знак. Хорошо знакомый знак, вот только обдумать это придётся позже. - Я не тот, что в твоих воспоминаниях, - его голос был мягким непроизвольно. Минуту назад он хотел разобраться в недопонимании, сейчас он смотрел на едва не плачущую, совсем не кажущуюся легко ранимой женщину и думал, что просто дать ей убежать под дождь нельзя. - Я не...
Он не договаривает. Слышный ему одному, в воздухе раздаётся стук шагов - всё то же заклинание-маяк, сообщающее ему о том, что кто-то снова приближается к дому.
"Куро?" - он почти забыл, что вопрос о местонахождении "ангела-хранителя" ещё недавно волновал его значительно больше личности и тем более проблем искавшей явно не А-Това женщины. Теперь вспомнил, когда перевёл взгляд на дверь и увидел хозяина дома собственной персоной.
- Куро, - во вполголоса сказанном приветствии-обращении прозвучало облегчение и удовлетворение от того, что ответы разом почти на все вопросы были непосредственно перед ним в виде вполне живого и вполне целого Курогане. С этого момента и далее все подробности их приключений где-то в другом мире можно было скипнуть, но попытавшаяся сбежать, не заметив хозяина, женщина отшатнулась и смотрела молча. Злыми, жёлтыми глазами.
"И ещё раз: нет, теперь придётся разрулить вопрос", - подумал маг со смутными смешанными чувствами и увидел на лице Куро выражение, почти похожее, наверное, на его собственное. Главное, что Куро не был удивлён - а это сейчас значило, что он должен как минимум не хуже него понимать, что происходит и почему. А ещё - и это уже не относилось к сочувствию к попавшей между ними женщине, - ангел-хранитель был мокр как упавшая в пруд ворона и стоял в одних трусах, тоже мокрых. Сравнение не очень подходило мокрой белизне его крыльев, но все белые птицы, пришедшие А на ум, искупавшись, не выглядели такими... щипанными. Что до его одежды... Това только поднял бровь.
"Чем лучше ему будет, тем больше он скажет", - на редкость рационально заключил маг, просто вспомнивший ещё не исчезнувшие за годы их разлуки привычки, и, пробормотав одними губами заклинание, поднял в направлении Куро руку с раскрытой ладонью. Что-что, а уж умение сушить одежду (заодно и перья) давалось ему и без всякого посоха.
- С возвращением. И, всё же, давайте поговорим.