Max Richter – Song
Безусловно, Макисима помнил всё. Всё произошедшее в ту ночь. Начиная с откровений в изменённом состоянии сознания, под наркотических воздействием и почти полной луной, заканчивая процессом детоксикации организма и тревожным сном, на жесткой кушетке в каком-то явно подпольном медицинском кабинете. Всё это радовало Сёго, удовлетворяло его самый главный интерес в жизни. Поверьте, есть нечто пронзительно прекрасное в том мгновении, когда человек полностью вымазанный в крови, чужой и своей, спокойно и вдохновенно говорит о счастье, а после, ведомый неким неразумным, но почти сакральным желанием, собственноручно лишает себя зрения, как самого малого из всего, чего собирался себя лишить. Макисима испытывал навязчивое желание присвоить то, что так смиренно было отдано на свободную волю мироздания - чужую жизнь. Именно так он и поступил, после ничуть не сомневаясь в правильности своего решения, даже когда обсуждал детали предстоящей операции с хирургом без уведомления о ней самого пациента. Впрочем, на тот момент Сёго был уверен в отсутствии возражений.
Последующие несколько дней прошли в терпеливом и заботливом уходе за слепым и порядком измученным человеком, как физически, так и морально, но всё же сохраняющим ясность рассудка - это стало редкостью, в современной Японии. После операции Макисима лично следил за физическим состоянием корейца, менял перевязку на глазах, кормил, неспешно, буквально шаг за шагом знакомил с домом и расположением помещений, чтобы Гу-сон имел возможность самостоятельно передвигаться по основной части дома. Альбинос находился где-то рядом практически постоянно, что поначалу немного удивляло его самого.
- Каково это... - задумчивый голос разрезал тишину, - Жить в полной темноте?
Сёго стоял у окна в комнате, в которой временно, а быть может и надолго, поселил Че. Он всматривался в сумерки, наблюдал как медленно падающий снег застилает собой всё. На улице было не холодно, но как-то зябко, температура воздуха ползала из минуса в плюс и обратно со сменой времени суток, в такое время обычно не хотелось выходить из дома вовсе и Макисима мог себе это позволить. Сейчас у него есть забота поважнее.
"Я так и не спросил, как он относится к..." - ощущение сомнения возникло совсем недавно и в полноценный вопрос пока не созрело, хотя невозможность заглянуть собеседнику в глаза вынуждала смириться с исключительно вербальным общением.
С тихим шорохом одежды он повернулся к Гу-сону, уже собираясь задать волнующий его вопрос... и не смог нарушить тишину, она слишком нравится ему, такая, какая есть. Быть может, и не нужно ничего говорить? Может, кореец тоже принял для себя некое решение? Той памятной ночью, хоть это и было не совсем в "здравом уме, твердой памяти, при ясном сознании" и так далее.
[AVA]http://s8.uploads.ru/aW6Ik.png[/AVA]

- Голограммы, - Сёго тихо повторил привычное слово, ставшее повседневным. В упавшем тоне читалось понимание. Жизнь в мире голограмм не кажется ему привлекательной, как и жизнь в темноте, последнее хотя бы честнее и естественнее, нежели первое. Люди повсеместно используют голографическое изображение и он к этому привык, но сам всё же стремился избавить свой дом от этих искусственных образов изменяющих интерьер якобы к лучшему. Кроме того, Макисиме было бы совершенно неприятно, следить взглядом за порханием неживой бабочки к несуществующему цветку. Ему понятно, почему многие видят в этом некую красоту, но воспринять её в той же мере, с помощью одной лишь визуализации, он не способен, ему этого мало. Поэтому он предпочитал серые бетонные стены, и когда у него появилась возможность переселиться в этот дом, он воспользовался ею, ничуть не раздумывая. Отдалённость от центра шумного мегаполиса пошла на пользу, однако здесь не хватало того, что наличествовало в городе с избытком - людей.
Слушая неспешную речь Гу-сона, можно было заметить вновь вернувшиеся интонации заинтересованности, Макисима счёл это хорошим признаком. Изначально он оценивал своё вмешательство в судьбу корейца, как выгодное и перспективное действие, но уже в процессе его осуществления, отношение к принятому решению начало изменяться, на данный момент достигнув странного личного открытия. Сёго захотел увидеть этого человека счастливым, узнать, был ли он когда-то счастлив, поговорить об этом одновременно простом и сложном явлении, послушать о чём-то другом, о том, что сам он никогда не обдумывал. Возможно ли такое взаимовыгодное сотрудничество? Касающееся не только информационно-технической поддержки с одной стороны и щедрой своевременной оплаты - с другой. Интуитивно он знал ответ, но постепенное убеждение в нём оказалось не менее приятным.
Макисима неспешным шагом обошёл кровать, улыбнувшись, когда Че снова немного повернул голову, словно это как-то помогало проследить чужое перемещение в пространстве.
- Тебе было бы достаточно такого мира? - вопрос заведомо двусмысленный и Сёго намеренно не стал вносить ясность. Ему всегда нравилось наблюдать за выбором собеседника в условиях неоднозначности сказанного, однако в данном случае в вопросе скрывалось то самое сомнение уже смешавшееся с интуитивным знанием.
"Надеюсь, что нет, ведь это будет означать, что я ошибся?" - мысль слишком контрастирующая, как эти каштановые волосы на фоне белой повязки, за которую вечно цепляется взгляд во время разговора, - "Нет. Судя по всему... меня устраивают оба варианта."
Сёго подошёл к невысокому столику, нарочно придвинутому вплотную к изголовью кровати, чтобы можно было до него дотянуться вовсе не вставая. Здесь он оставлял стакан воды и чашу с фруктами, причём второе стало актуально отнюдь не с первого дня. Макисима не задумывался об этом детально, он вообще впервые ухаживал за временно недееспособным человеком, хотя стоит заметить, что Че Гу-сон был таковым достаточно непродолжительное время.
Стакан был пуст, Сёго взял его, чтобы в очередной раз наполнить водой. Вопросительная фраза "хочешь чего-нибудь" за эту неделю скорее всего успела надоесть им обоим, но японский менталитет был непоколебим, а интерес к разговору вовсе делал альбиноса немного навязчивым.
[AVA]http://s8.uploads.ru/aW6Ik.png[/AVA]

Nightwish – Sleeping Sun
Макисима внимал каждому слову. По мере нарастания значимости услышанного, постепенно замедлился его шаг и последующие движения стали плавными, словно встречали сопротивление не воздуха, а воды. Он был поглощён разговором, больше его ничего не заботило, даже этот стакан. Движение замерло в полной остановке в момент, когда чужие пальцы сомкнулись на запястье. В этом простом жесте Макисима получил ответ на свой вопрос в более прямой и откровенной форме, он фактически ощутил всё, что было озвучено и потребовало немалого количества слов, определений, характеристик, сравнений... Всё что сказал Че Гу-Сон с лёгкостью умещалось в одно прикосновение. Сёго прекрасно понимал, на сколько этот язык общения заменил собой визуальный контакт, в самом деле - практически полностью. Он принял намеченное направление движения и наклонился над кроватью, второй рукой опираясь на плечо корейца, не отталкиваясь, а лишь невесомо обретая равновесие.
- Увидишь, - проговорил где-то непосредственно над ухом, уже без тени улыбки, спокойным и серьёзным тоном, - Я хочу, чтобы увидел.
Макисима поставил этот акцент без излишних пояснений, потому что сам ещё не свыкся с таким переходом права обладания жизнью. Ему не доводилось получать самое ценное для человека, в дар, от него самого, добровольным решением или стечением обстоятельств. Он мог только отнять, в частности насильно лишить, это было легко. Сложнее было вынудить действовать угодным образом, предварительно затратив не мало времени на изучение. Практически невозможным считал он то, что происходит сейчас.
"Принадлежит," - Сёго на несколько долгих секунд ощутимо сжал пальцами чужое плечо, с шорохом сминая ткань и без того помятой рубашки, некогда принадлежавшей ему самому, - "Я буду обращаться с ней, как со своей".
- К слову, достаточно скоро, - Макисима старался не увязнуть в своих мыслях, - Завтра. Можем попробовать. По словам хирурга... "На полное восстановление понадобится около двух недель, но через неделю можно уже не перевязывать и позволить открыть глаза".
Он всё-таки сел на край кровати, отняв руку от плеча, цепко перехватил стакан и поставил его обратно на столик. Привычный глухой стук сопровождался странным, сложно интерпретируемым вздохом.
"Но не могу пообещать, что не буду жесток", - взгляд упёрся в повязку, за которой скрыто так называемое зеркало души, мало того, что уже однажды разбитое, так отныне обречённое на регулярное посягательство вот этого испытующего взгляда. Сёго не считал себя слишком требовательным, однако мог показаться таковым каждому второму нанимаемому специалисту в той или иной области. Нет никаких гарантий, что в глазах Че Гу-сона он не будет выглядеть именно так. Даже если так, что дальше? Думать обо всём этом Макисиме было сложно от слова "совсем", он легко мог предположить чужую реакцию на что-либо, но с трудом прогнозировал свою.
[AVA]http://s8.uploads.ru/aW6Ik.png[/AVA]

Размышляя о возможности возвращения значимости чужой однажды обесцененной жизни, Макисима не сразу распознал переданное на языке жестов откровение. Такое неуловимое и даже кроткое, словно случайное прикосновение к желанному, но запретному. Оно было неожиданным. После этой недели, за которую Сёго успел увидеть Че буквально всяким, но не таким. Ведь, вздрогнул он не от боли или неприятного ощущения, определённо. И пока Макисима пытался понять, что именно изменилось, Гу-сон дал исчерпывающее объяснение, продолжив их двусмысленный диалог. Почувствовав кожей чужое тёплое дыхание, Сёго невольно вспомнил, как когда-то непосредственная физическая близость была для него столь же сложным волнительно противоречивым ощущением, как могла бы быть сейчас, если бы это было не дыхание, а прикосновение. И это оказалось таким же неожиданным явлением, каким было то самое еле уловимое откровение. В свои 22 года он не был так целомудрен, как свидетельствовал оттенок его психопаспорта, напротив, он никогда не стеснялся инициативно выражать свои сексуальные желания, даже если объект его симпатии был прямо скажем против процесса слегка агрессивного выражения. Ну, или не слегка. Тем не менее, сейчас его собственная реакция посеяла в эмоциях смуту, хоть и не настолько, чтобы это стало очевидно, точнее могло быть услышано.
- Нет, - отрицание прозвучало мягко, не обрывая чужую мысль, а лишь указывая на ошибочность её формулировки, - Недосягаемо само светило, но его свет вполне ощутим, Че Гу-сон.
Так ли это? Может ли лунный свет быть так же осязаем, как солнечный? Вряд ли. Ведь он не способен согреть, только лишь осветить путь, а значит для того чтобы ощущать его необходимо наличие зрения. Или двусмысленный диалог ещё не окончен? Вероятно, пока Макисима желает его продолжения, он и не будет окончен, коль таковы правила игры, уже принятые второй стороной по-умолчанию.
Сёго выдержал молчаливую паузу и поудобнее сел, чуть подвинув бедром спокойно лежавшего Че с одной стороны, а с другой опираясь рукой на кровать. Судя по его позе и повисшей тишине, он явно склонил голову на бок и наблюдал за тем, как кореец прислушивался к своим ощущениям и касался белых бинтов. Он не спешил нарушить этот момент интересовавшим его вопросом, для которого ещё придёт время. Конечно, Макисиму интересовали обстоятельства жизни корейца, приведшие его к такому физическому состоянию, в котором он находится сейчас. Однако, при всей своей прямолинейной бестактности в угоду эгоистичному любопытству, он не стал лезть руками в ещё не затянувшуюся рану. Да, он уже понимал, что преимущественно большая часть судьбы Че Гу-сона так или иначе связана с покойной девушкой, кем бы она ни была при жизни для корейца, она была важна.
- Ты хочешь сказать, что глупо думать о возвращении утраченного? - он наконец нарушил молчание, когда оно достигло апогея своей напряженности и Че сам готов был что-то сказать, - Так же глупо, как желать не возвращения, но возмещения? Но ты продолжаешь думать об этом. Среди множества прочих мыслей, которые современному благополучному обществу под эгидой Сивиллы и вовсе не доступны, ты продолжаешь думать о том - возможно ли реальное воплощение счастья? Знаешь, это мне в тебе нравится, Че Гу-сон.
Теперь он снова улыбался, это было заметно по интонации, приходящейся на окончание фразы и произнесённое обращение. Уже второй раз за несколько минут, словно нарочно, чётко выговоренное иностранное имя. Кажется, оно Макисиме тоже нравилось. Ну, действительно, стал бы он тащить в свой дом что-то, что ему не нравится? Конечно, нет.
- Ты... можешь остаться здесь, - наконец, озвученное предложение теперь уже звучит как утверждение, и Сёго тихо хмыкнув, закрывает глаза, чтобы больше не скрести пристальным взглядом белую повязку на лице собеседника, а быть может, услышать всё то, что обычно содержится во взгляде, - Я очень ценю исключительных людей.
Договорил он заметно тише, потому, что сидел напротив, с закрытыми глазами, стараясь их не открывать при всём желании, и просто слушал. Слушал тот мир, который сейчас слышит Че Гу-сон, в последний день его слепоты.
[AVA]http://s8.uploads.ru/aW6Ik.png[/AVA]